Ворона (Corvus corone)

Ворону стоит держать только выкормленную в неволе. Попав в клетку взрослой, она просто неприятна, по крайней мере первые несколько месяцев, пока не привыкнет немного. Это злобная, осторожная и дикая птица, которую трудно приручить. Ворона с перебитым крылом, прожившая у меня в вольере около года, так и осталась дикаркой. Однажды (она так и не смогла летать) убежав, она не вернулась к вольерам, где ее ждал привычный корм. Немногим лучше была и ворона, взятая слетком, еще плохо летавшим, но уже вылетевшим из гнезда.

Совсем другое - выкормленный птенец, особенно взятый неоперившимся пуховичком. Он так же привязывается к человеку, как и галка, но настойчивее, осторожнее и хитрее ее. Если галке дают хлеб и кашу, а сороке и ворону - мясо, то для вороны одинаково пригодно и то и другое. Впрочем, мясо она особенно любит и предпочитает его всем другим кормам.

Жадность и прожорливость вороны, а главное физические последствия этого, могут быть очень неприятны. Голодный птенец настойчив при выпрашивании еды. Подлетевши вплотную к человеку, он сидит, широко расставив ноги, и кричит, раскрывая малиновый рот. Птенца можно отбросить рукой, попытаться схватить. Все напрасно: отскочив в сторону, он продолжает кричать. Даже глотая пищу, он еще иногда орет. И тогда из заткнутого куском хлеба или мяса горла вырываются какие-то сдавленные, свистящие звуки.

У нас на биологической станции жила взятая птенцом и выкормленная ворона Карлуша. Держали ее на свободе. Летала она, куда ей вздумается, и сильно докучала всем нам своими бесконечными проказами. У ворон есть неприятная страсть: таскать блестящие предметы. Моей птице особенно нравился блестящий ключик от птичьей вольеры. Вороне удавалось стащить ключ несколько раз, но всегда его отнимали. Пришлось однажды даже лезть на крышу сарая, где она засунула ключ под дранку. С тех пор его не вешали у вольеры. И все же ворона перехитрила. Как-то, входя в вольеру, я оставил ключ в замке. Через несколько минут вернулся - его уже не было. Исчезла и ворона, занимавшая до этого свой обычный наблюдательный пункт на крыше сарая.

Людей ворона превосходно различала с больших расстоянии и никогда не допускала к себе близко посторонних. Карлушу, когда она однажды очень приставала, прося есть, ударил один из ребят. С тех пор, еще издали завидев обидчика, ворона взлетала куда-нибудь повыше. Ворона улетала от дома очень далеко, на километр и больше. Однажды она пропала. Явилась птица через 2-3 дня с обрывком разлохмаченной веревки на ноге. Видимо, ворону привязали, и она, расклевав веревку, все же вернулась домой. С тех пор птица остерегалась всех маленьких ребят. Можно было предположить, что поймали и привязали ее именно ребята.

Карлуша постоянно бродила возле жилья, всегда готовая сотворить какую-нибудь "пакость". Однажды наши ботаники целый день занимались посевом каких-то редких растений. Семян и луковиц было получено много. Плантация приняла вид маленького кладбища: ее сплошь уставили беленькими крестиками - этикетками к посаженным растениям. Все сотрудники биостанции спешно красили этикетки, делали на них надписи. Работу закончили, когда уже стемнело. Первое, что я услышал на следующее утро, были шум и крики наших ботаников. Я вышел. Вся биостанция была на месте вчерашних работ. Ни одной этикетки не осталось на плантации. Они были выдернуты из земли и разбросаны повсюду.

А Карлуша сидела на крыше и посматривала на нас, поворачивая головкой. Сомнений в том, что она произвела разгром, ни у кого не было: на крыше перед вороной белела вещественным доказательством одна из этикеток. Восстановить положение этикеток не представлялось возможным. Чаша терпения была переполнена. Ворону отдали на Центральную станцию юных натуралистов. Там Карлуша прожила много лет, пользуясь всеобщим вниманием и любовью.

Ребята из ячейки Общества охраны природы при Куйбышевском детском парке Москвы держали у себя двух ворон. Одна была принесена взрослой, с подбитым крылом, а другая взята из гнезда маленьким птенчиком. Первая все время оставалась дикой и злобной птицей, зато вторая (ее звали Вороной) была очень привязана к людям. Вот в помещение, где уже раньше были юные натуралисты, входит их руководитель. И сейчас же раздается приветственное карканье Вороны. Определенно, она ребят за хозяев не считала и, когда они приходили, внимания на них не обращала очень любила, когда с ней разговаривали. Интонации голоса она различала превосходно. Ей говорят: "Ах, какие же у нашей Вороны красивые глазки ... Какие замечательные перышки... Она у нас просто красавица!.. " А разнеженная птица подходит все ближе и ближе, склоняет голову вниз, изгибается, приседает и по манере всех врановых выражает свои "возвышенные чувства", закатывая глаза. Стоило, однако, отвлечься, замолчать, и птица сейчас же преображалась. Словно с досадой кричала она свое громогласное "каррр". Вероятно, это означало: "Что же вы забыли про бедную птицу?! Продолжайте, хвалите, мне это очень приятно!"

Ворона (Corvus corone)

Ворона жила в клетке с открытой дверкой и считала помещение своим. Она гоняла галок, если они туда залетали за припрятанным кормом. Испугавшись чего-нибудь, ворона сломя голову мчалась в клетку, ныряла в дверку и сразу же успокаивалась, словно попадала в неприступную крепость. Потом птица начинала рассматривать через решетку, что это такое было и стоило ли пугаться. Крючок, запиравший дверку клетки, птица однажды подняла своим клювом. С тех пор она не давала себя запирать: сейчас же сбрасывала крючок.

Банки с запасами корма для вороны сначала прикрывали бумажкой. Для птицы это не было препятствием, она мигом научилась проникать в банку. Тогда стали применять жестяную крышку, которая оказалась непреодолимой. Но и тут изобретательная птица нашла выход. Она следила за тем, когда банку открывали. Мгновение, и крышка оказывалась в клюве вороны. Птица летела в клетку и торопливо прятала добычу в самый дальний уголок.

Конечно, Ворона доставляла своим воспитателям не одни только радости и удовольствия, некоторые ее проказы были очень неприятны. Научившись поднимать крючок, птица открыла клетку, в которой жил старый ручной щегол. Он исчез. Не было обнаружено ни одного его перышка. Только потом, уже случайно, нашли две щеглиные ножки. Это было все, что осталось от бедного певца.

Каждый, у кого побывала в доме ворона-выкормыш, может рассказать множество забавных, а иногда и досадных эпизодов, связанных с этой неугомонной птицей. Птенец вороны - Воришка, или Ворик, выкормленный в Ильменском заповеднике, надолго остался в памяти всех его обитателей. Вот что рассказывает об этом выкормыше препаратор А. Шемет.

Проснувшись вместе с солнышком, Ворик прежде всего навещал веранду лаборатории. Тут он начинал свою "работу" с препаратора, погруженного в сладкий утренний сон. Особенно' хрипло покаркивая, Ворик принимался тянуть за край одеяла, теребить за волосы или щипать за ноги, если они выглядывали из-под одеяла. В конце концов хозяину Ворика пришлось отказаться от удовольствия спать на открытом воздухе и перебраться в лабораторию. Здесь он оставлял открытой лишь оконную форточку. Но и это не улучшало положения: непрошенный посетитель проникал и сюда.

Насытившись, Ворик иногда отдыхал, сидя на русской печи кухне. Только в это короткое время послеобеденной передышки он никому не мешал. В остальное же время, влекомый своим беспокойным духом, он только и знал, что надоедал кому только мог.

Если Ворику попадалась на глаза коробка, он принимался теребить и долбить ее своим большим черным клювом. Ворика очень интриговали закрытые коробки. Он не успокаивался, пока их не открывал и не узнавал, что в них есть. После этого он или бросал их в сторону, или превращал в кучу мусора, смотря по настроению. Горе было курящим, которые не имели привычки прятать свои спички и папиросы в карман. Подхватив попавшуюся на глаза коробку, Ворик взлетал с ней на крышу. Там он при помощи клюва сначала искусно открывал коробку, а затем вытаскивал из нее спичку за спичкой и раскидывал их вокруг себя.

Кстати сказать, такое особенное любопытство ко всякого рода коробкам я наблюдал не только у воронят, но и у галчат и у сорок. Если случалось, что Ворик попадался в руки чужих, его трудно было удержать. Он поднимал страшный гвалт, барахтаясь и вырываясь изо всех сил. К одним знакомым Ворик относился благосклонно, к другим - равнодушно, к третьим - злобно: нападал на них, норовя ухватить за непокрытое одеждой место, щипал до крови. Особенно набрасывался он на тех, кто его побаивался. Ворик до некоторой степени различал интонации человеческого голоса. Он отзывался и летел на свои клички, а их у него было несколько. Он понимал, когда ему грозили кухаркой Феней, которую он боялся до паники. Стоило сказать: "Где Феня?", "Феня, возьми Ворика!" - как озорник в страхе бросался в соседнюю комнату. Тут он исчезал за шторой, служившей вместо двери. Через некоторое время штора начинала колыхаться. Из-под нижнего ее края показывался сперва черный клюв, а затем голова. Она быстро скрывалась, затем снова показывалась. Когда Ворик убеждался, что все обстоит благополучно - Фени нет, он немедленно возвращался к своим прерванным забавам. У нас нередко можно услышать выражения: "Эх ты, ворона!", "Проворонил!" Такое оскорбительное мнение о птице ничуть не соответствует действительности, если вспомнить проказы Карлуши, Вороны и Ворика. В птичьем мире разве только ворон может сравниться с вороной своей наблюдательностью, изворотливостью, настойчивостью. Ворона постоянно начеку, и ее вниманию можно позавидовать.

Ворона почти всегда вредна: она разоряет гнезда птиц, в том числе даже самых крупных промысловых, например гаги и гусей. Еще больше достается от нее мелким птицам, гнездящимся в дуплах. Сидя на крыше скворечника, ворона способна часами ожидать, когда скворчата высунутся из летка. На Болшевской биостанции однажды утром почти все снимающиеся крышки скворечников были найдены на земле. Виновницей оказалась ворона. Ее застигли на месте преступления в момент, когда она, сбросив крышку очередного скворечника, тащила изнутри пищащего, уже оперявшегося скворчонка. Вот почему ворону я особенно рекомендую для воспитания. Если вы возьмете ее из гнезда, то сделаете доброе дело.

Литература: К.Н.Благосклонов. Птицы в неволе. Москва, 1960